В таком ключе прошло два месяца…

Начался третий месяц. Мышкин становился всё круче и круче, причем одновременно с этим все окружающие превращались для него в сборище мелких ничтожеств, прям в стадо какое-то, не сказать хуже. Он мог управлять всеми так, как ему хотелось, а они и пикнуть себе не позволяли (в том числе и потому, что среди сотрудников и близких знакомых прошел слух, что Федор заказал собственную тещу. Кстати, теща первая в это поверила). Даже начальник, когда-то вселявший в душу Мышкина холодный страх, теперь лично приносил в его кабинет конверты с зарплатой. В офисе не осталось практически ни одной женщины, с которой «Князь Подмышкин» не провел где-нибудь весело время. Отношения с мужиками Федор строил по иному принципу: он либо пил с ними водку, либо набивал им морду, впрочем, надо отметить, что первое не всегда исключало второе. Но, поскольку за водку Мышкин обычно платил из своего кармана, его не только боялись, но где-то даже и уважали. Правда, боялись намного больше: всем было известно, какой Мышкин сделался невменяемый.
Всё было бы хорошо, если бы Мышкину вдруг не начало делаться как-то не по себе. Во-первых, ему стало скучно играть роль «хозяина жизни» и наблюдать за тем, как все ходят перед ним по струнке (или стоят по стойке смирно – в зависимости от ситуации). Да еще Ирочка из кадров действовала на нервы: завидит Мышкина на горизонте – и ну слезу пускать, якобы, безутешная у нее любовь. И смотрит ягнячьими такими глазами… нет, пожалуй, всё-таки коровьими. Уж больно печальный у Ирочки взгляд.
Да еще жена повадилась звонить всё время, по поводу и без повода. И разговоры-то какие дурацкие: «А ты сегодня приедешь?», «А что тебе приготовить на ужин?», «А… не приедешь?», «А что сделать на завтрак?», «А мы с мамой волнуемся». Ага, волнуются они, как же. Лучше бы волновались раньше. До того, как сами же ему и внушили, что он – чмо, ничтожество, баран. И до того, как на этой почве его зациклило на сексе, насилии и азартных играх – словно бы всё это могло превратить его обратно в человека. Из-за них ведь, в конце концов, он взял и сотворил ТАКОЕ, что, строго говоря, при всём желании не назовешь нормальным и естественным. При этой мысли Федор мрачно сплюнул прямо на пол и, извернувшись в кресле, вытянул из заднего кармана брюк набитый купюрами бумажник, который мешал ему удобно сидеть и думать о печальном. Бумажник он набил в каком-то очередном игорном заведении где-то в центре, после того как оставил в ресторане всю получку. С ним была Лара, которая со всё большей и большей готовностью принимала любые его приглашения; со своей стороны, Федору всё меньше и меньше хотелось куда-либо ее приглашать. Ему хотелось надолго остаться в полном одиночестве и хотя бы о чем-нибудь побеспокоиться… как в прежние времена, когда любая мелочь вгоняла его в жестокую нервотрепку.
Иными словами, Мышкина тянуло куда-то обратно в прошлое. В то же время, кадровичку Иру тянуло исключительно к Мышкину, Лара тоже себя без него уже не мыслила. Что касается секретарши Машеньки, ее вообще забрали с работы родители, которые заподозрили, что дочь начала вести какой-то не совсем правильный образ жизни.
Куда Федору как раз вовсе не хотелось, так это домой. Тем не менее, однажды, окончательно впав в уныние после того, как шеф подобострастно всучил ему квартальную премию, он туда отправился. Он даже почти не удивился, обнаружив фиолетововолосую тещу всё на том же старом добром стуле. Словно и не вставала с него. Супруга бросилась к Мышкину с радостным взвизгом и повисла у него на шее.
- Как же я рада тебя видеть, Феденька! – супруга умильно смотрела Мышкину в глаза, а он хотел провалиться сквозь паркет – такой скотиной он себя чувствовал. Потому как, что уж тут говорить, он вообще никого не рад был видеть. Тем более, жёнины пальцы болезненно прищемили ему на шее складку. Но он не зашвырнул жену в шкаф, повинуясь первому инстинктивному порыву, а аккуратно снял с себя и составил в угол, к платяному шкафу. Теща была странно молчалива. Да и жена, составленная к шкафу, хранила странную неподвижность.
- Да что вы все тут какие-то… - начал было Федор. И махнул рукой. На тещу. (Что уже давно пора было сделать, мелькнуло у него в голове). – Ну, что с тобой еще такое? – угрюмо спросил он жену.
- Феденька… - пролепетала она. – Со мной всё… как было, так и осталось. А вот что с тобой? Ты так изменился…
- Изменился вот, - отрезал Мышкин. – Так мне захотелось. Решил, видишь ли, начать новую жизнь. Я и тебе изменяю тоже, - не удержался он. – Налево и направо, чтоб ты знала. И просаживаю кучу бабок в казино. Да ладно, ладно, - «успокоил» он жену, видя, как та резко побледнела. – Тебе тоже кое-что осталось. – Он вынул из кармана «премию» и протянул жене. – Купи себе… из шмоток че-нить. Что сама хочешь.
- Феденька, ты, может, поужинаешь, а? – предложила благоверная, жалобно заглядывая Федору в глаза. – Ты, наверное, кушаешь плохо на этой своей работе…
- Ага, точно. Кушаю – плохо. Зато жру – хорошо, - и Мышкин отправился мыть руки перед едой.
…После разнообразия блюд, употребленных им за минувшие дни в кафе, ресторанах и прочих заведениях, домашняя солянка не могла вызвать у него особых эмоций. Если не считать сладко-ностальгических. Невольно Федору вспомнилось, как раньше он ел такую вот солянку под монотонное нытье жены и оскорбительные замечания тещи – в его, естественно, адрес. При этом он обычно психовал: как он завтра поедет на работу, что ему выдадут в день зарплаты, как не нарваться на начальника и не вызвать его недовольство… Сейчас – хоть бы один нерв дрогнул. И стул, судя по ощущениям, наиздоровейший.
А вот у супруги цвет лица явно не самый здоровый. Вот кто сейчас точно весь на нервах. Федор украдкой покосился на жену: и чего, спрашивается, она в нем такого раньше находила, что сейчас ей этого не хватает?
Лучше не спрашивать. Иначе будет долгое выяснение отношений, слезы, истерики, жалобы. Этого ему и на работе хватает. Хотя… а будет ли истерика? Федор еще раз покосился на жену… черт, чуть глаза не вывихнул. Вряд ли. Слишком уж она какая-то… подавленная, что ли. Аппетит пропал окончательно, Мышкин отодвинул тарелку и пошел спать.
Он еще не успел заснуть, когда жена тихо вошла в комнату. Мягко шмякнулись на пол ее домашние тапочки. Осторожно, чтобы не потревожить Мышкина, она забралась под одеяло и свернулась клубочком. Комочком. Зародышем котенка. И засопела – негромко, уютно, растравливающим душу привычным сопением. А потом Федор, прислушавшись, допёр, что жена не сопит – плачет. Но почти бесшумно.
Вот и всё выяснение отношений.

Он так и не сомкнул глаз. Лежал неподвижно в темноте и всё порывался встать и смыться куда-нибудь. Чтобы больше ничего этого не видеть и не слышать. Что-то удержало его от побега – хрен разберет, что именно. Может, боялся оставлять жену в одиночестве. Еще сотворит над собой что-либо непоправимое. Не такая уж она и плохая, в конце концов-то, если говорить объективно. Это теща ее настрополяла против него. Никогда он теще не нравился. А жена-то – она так… невинная жертва обстоятельств.
Перед уходом он выгреб из карманов всю остальную наличность и тоже отдал жене.
- На вот, держи. Тут много. Не отказывай себе ни в чем.
Супруга подняла на Мышкина припухшие, покрасневшие глаза.
- Феденька, ну что же ты… Я ж больше тебя зарабатываю. Ты бы лучше… себе купил что-нибудь.
- Ага. Я куплю. Яда, - пообещал Федор и понесся вниз по лестнице. На последнем пролете он споткнулся и покатился вниз: вспомнил, что на работе его ждут Ирочка, и Ларочка… и еще другие сотрудницы, с большинством которых он успел прокрутить ни к чему не обязывающий романчик. Это, то есть, ему, в его НОВОМ сознании казалось, что это никого ни к чему не обязывало. Федор поднялся с пола, ощупал кости и даже пожалел – шею он себе не сломал. Какая досада. Прямо здесь бы всё и закончилось.
…Предчувствия его не обманули: этот день ему пришлось провести, пытаясь привести в порядок свои личные дела. Вернее – уклоняясь от этого. Времени на работу выкроить не удалось – впрочем, он давно уже особо не напрягался. Работа делалась как-то сама собой, не требуя от Мышкина больших усилий. Он даже был не совсем уверен, что делает ее сам – а не кто-то вместо него. А прежде от переутомления у него ломило голову и сильно ухудшался стул.
Для начала его приперла к стенке Лара. Она застигла его в рабочем кабинете, отрезала пути к отступлению, потребовала внимания к своей особе и выдала Мышкину все свои планы на будущее. Причем – на ближайшее будущее. Планы ее были примитивны, как строение амебы. Он (Мышкин) разводится, расписывается с ней (Ларой), они проводят медовый месяц на Канарах. Дополнения и предложения рассматриваются.
- Посмотрим, - дополнил Мышкин. При этом у него был такой тон, что только полностью безмозглая личность могла бы подумать, что он собирается согласиться хотя бы на что-то из перечисленного. Лара не была полностью безмозглой, и подняла крик. Он ею просто пользовался! Она, конечно, знала, какой он бабник, и что он спал с секретаршей, и с… (длинный перечень имен), но она же надеялась, НАДЕЯЛАСЬ, что он хоть немного любит ее, Лару, и что она ему нужна.
- Посмотрим, - оборвал Ларины вопли Мышкин, глядя на блондинку пустым взглядом.
Лара ушла и громко хлопнула дверью.
Мышкин и отдышаться не успел, когда ему позвонила бывшая секретарша Машенька. Ее интеллектуальный уровень был слишком низок, доходило до нее куда медленнее, чем до Лары, которая не просто так была ведущим менеджером по продажам. Поэтому беседа получилась долгой и не очень продуктивной. Если к ее завершению кто-то что-то и понял, то это был Мышкин. А понял он одно: как только злобные родители отпустят Машеньку из-под домашнего ареста, она тут же прибежит обратно в офис заново устраиваться секретаршей. Поближе к Мышкину.
Сунув в зубы сигарету, Мышкин пошел покурить на улицу. На свежий воздух. Открыл дверь кабинета… и тут же ее захлопнул. К нему уже выстроилась целая очередь. Кажется, в нее даже записывались – по крайней мере, он успел разглядеть Таню из бухгалтерии, которая фломастером выводила что-то на листке бумаги, канцелярской кнопкой присобаченном к стене возле двери.
- Боже, ну зачем мне всё это надо? – простонал Мышкин.
Он так и не высунулся из кабинета до самого вечера. Только через час после того, как голоса за дверью стихли, он рискнул покинуть свое убежище. Листок висел на прежнем месте, только сверху было приписано: «Запись на ЗАВТРА!!!». Федор пробежался глазами по фамилиям, с нарастающим ужасом вспоминая подробности, связанные с каждой из них. А подробностей было много; всплыли даже те, которые, казалось бы, утонули в алкогольном тумане. Пошатываясь, он отправился к своей машине.

С Ирочкой он пообщался, так сказать, на закуску. Именно на автостоянке она его и дожидалась.
- За что ты меня мучаешь? – спросила она вместо приветствия.
«За то, что ты меня не замечала раньше, - хотел ответить Мышкин. – За то, что смотрела на меня, как на пустое место. И за то еще, что называла меня «Князь Подмышкин»». Но он оставил это при себе. С Ирочкой необходимо было разобраться раз и навсегда. И, желательно, очень осторожно. Собственная жена, которой, казалось бы, за десять лет совместной жизни он должен был уже надоесть до колик – и та на грани суицида. Если на его совести окажется еще Ирочка…
- Ладно, Ирин, прости и всё такое, - начал он «осторожничать». – Я ж не думал, что ты так отреагируешь на… В смысле, раньше ты ведь на меня никак не реагировала…
- Раньше ты был не такой, как сейчас. Ты был другой. И еще, знаешь… в общем, у меня был парень.
- И ты что – кинула его из-за меня?
- Нет. Я его не кинула. И не из-за тебя. Ты к этому вообще не имел отношения. Просто его убили. Он… знаешь, сейчас-то я могу об этом сказать. Поначалу я не подозревала, но, кажется, он был киллером.
- Да? – вырвалось у Мышкина. – Продолжай.
- А что – продолжай? Наверное, он должен был кого-то… ну, прикончить, и его прикончили самого. Честно говоря, я его здорово побаивалась, поэтому так и не решилась прямо сказать, что не хочу с ним больше встречаться. Когда по телевизору сообщили, что он погиб, я особо не расстраивалась. А потом я вдруг увидела тебя, как будто впервые в жизни. На следующий же день.
Факты мгновенно сложились в мозгу Мышкина в Истину.
- И как же его звали, твоего героя? – с некоторым содроганием внутри спросил он.
- Его звали Пашей, - не обращая внимания на явное замешательство Мышкина, ответила Ирочка. – Паша… Суслов. Но не в нем дело. Понимаешь, ты очень на него похож. Ты даже разговариваешь, как он. Только ты намного лучше.
Время словно вернулось назад, и до Федора вновь донеслись из-за стены, разделяющей кухню и туалет, слова ведущего «Криминальной хроники»: «…некий гражданин Суслов П.П., и, как сообщили нам в МВД, он был наемным убийцей».
- Ничего удивительного, что я на него похож, - пробормотал Федор.
- Что ты говоришь?
- Так, о своём. Всё понятно. Ты просто была в стрессе из-за того, что случилось с твоим этим Сусловым, поэтому и запала на первого встречного. Хотя первый встречный того и не стоил. Так ведь?
- Я не была в стрессе… - попыталась возразить Ирочка. Ей было не совсем понятно, куда повернулся разговор.
- Именно что в стрессе, - оборвал ее Мышкин. – Стоп! Подожди, послушай меня! Я вовсе на него не похож. Я – просто Князь Подмышкин, не более того.
- Да, но на свидание ты меня пригласил совсем не как Подмышкин. Впрочем, не важно. Важно другое. Без Суслова я легко смогла жить дальше. А вот без тебя – не могу. И не хочу. И не могу. Давай что-нибудь с этим сделаем. Только прямо сейчас, потому что больше я так не выдержу. Смотреть на тебя издалека, видеть, как ты… с другими женщинами… - тут Ирочка не выдержала и возрыдала в свой носовой платок. – За что ты меня мучаешь??? – продублировала она исходный вопрос.
- Да ни за что я тебя не мучаю, - Мышкин похлопал Ирочку по плечу. – Слушай, знаешь что? Ты это… не торопись, короче. Некуда торопиться потому что. Может, скоро я тебе перестану его напоминать, Суслова этого. Главное – ничего не делай. Всё само по себе пройдет.
И, не зная, чем еще утешить Ирочку, он уселся в «шоху» и включил зажигание. Ему не хотелось ни игровых автоматов, ни казино, ничего. Он был сам себе противен и с этим ощущением поехал домой. В зеркало заднего обзора он увидел, как Ирочка в отчаянии выжимает свой носовой платок…

Жена встретила Федора с плохо скрываемым восторгом. Трудно было представить, что этот восторг вызван приездом средней паршивости мужа – бабника, игрока в автоматы, и, если принимать на веру тещину концепцию – алкоголика. То есть, Мышкин конкретно не догонял – чего это жена так радуется.
- Ой, Федюша, приехал всё-таки! А я тебе вот пирожка морковного испекла, с луком, и вообще, как ты любишь!
Вообще, Мышкин с луком и с морковью не любил. Правда, раньше он не решался возражать против таких кулинарных изысков – в основном, из-за тещи, которая в любом его робком возмущении обычно усматривала надругательство над женой. Но сейчас у Мышкина было слишком паскудно на душе, чтобы объяснять супруге свое отношение к ее морковно-луковым пирогам. Он устало двинулся на кухню, ведомый обманчиво-восхитительным запахом (а то он не знает, каков этот пирог на вкус; впрочем, ему, Мышкину, довелось попробовать кое-чего похуже, совсем недавно, кстати сказать). Мышкин надеялся, что теща уже не сидит на стуле в окаменевшей позе, но она там сидела. Если какая-то часть Мышкина и хотела подсознательно морковного пирога, при виде этого нового шедевра Родена его подсознание истошно заголосило: «Да уберите же ЭТО отсюда!!!».
- Принеси в комнату, - попросил он жену и поторопился убраться подальше от тещи.
Вскоре в комнату прибыл огромный кусок пирога, и чай, и бутылка коньяка, и всё это жена доставила на расписном подносе. Она хочет меня ублажить, чтобы я почаще появлялся дома, понял Мышкин.
- Спасибо… - сказал он, берясь за пирог то с одного края, то с другого, и не зная, как бы его сунуть в рот.
- Пирог очень вкусный, - оповестила его жена через некоторое время.
- Да-да.
- Я его для тебя испекла.
- Да-да. Угу.
- Федь, а Федь?
- У?
- Ты странный какой-то стал. Необычный. У тебя, наверное, работы много, да? И ты из-за этого нервничаешь?
- Да, офигеваю, как много работы, - пирог оправдывал худшие ожидания, и требовалось немало моральных сил, чтобы жевать его, ничем не проявляя своих чувств. – И от этого я очень сильно нервничаю.
- Федь?
- Чё?
- Мне без тебя скучно так… Одиноко очень. Ты бы увольнялся, что ли. Я уж тебя как-нибудь прокормлю, а ты новую себе работу подыщешь. Такие специалисты, как ты, везде нужны.
Собрав в кулак всю свою волю, Федор рукой протолкнул остатки пирога прямо в пищевод и запил отраву коньяком. Жена нежно погладила его ладошкой по щеке.
- Теперь тебе получше?
- Да, значительно, - честно ответил Федор.
- Хочешь еще пирога?
- Нет! В смысле, спасибо, очень вкусно было, но я уже че-та наелся, вот.
Супруга подвинулась к нему поближе. Совсем вплотную. Как будто мало ему было пирога.
- Федь, а Федь, - сказала она. – Мне без тебя правда очень, очень тоскливо.
- А как же мать твоя? – на всякий случай поинтересовался Мышкин.
- С ней мне еще тоскливее, - призналась жена. – Но куда же ее деть? Если только заказать кому-нибудь… - Мышкин вздрогнул. – Федь, правда, завязывал бы ты со своей работой, а? Так хочется, чтобы всё, как раньше. А я постараюсь, чтобы тебе было хорошо.
- Я тебя просто не узнаю, - продолжала она, глядя, как Мышкин чешет затылок. – На работе ночуешь… И говоришь такие вещи странные, ну, например, что встречаешься с другими… девушками… Федь, доведет тебя эта работа до ручки. Мне очень хочется, чтобы ты стал таким же, как и всегда. Ты не обижайся, но ты сейчас немного... какой-то чужой. Тебя нет, а я по ночам реву, как дурочка… словно бы ты на самом деле можешь меня с кем-то обманывать…
- Ты так думаешь? – спросил Мышкин, чтобы хоть что-то спросить.

Он всю ночь размышлял о том, как жить дальше. И с чем ему жить. И каким ему жить. И за каким хреном ему, вообще, жить? Может, лучше повеситься?
Да нет, решил он под утро, вешаться надо было намного раньше. А не переться к этой самой ясновидящей Элизе, которая, что ни говори, нашла способ изменить его жизнь. Ее бы саму повесить за такую находчивость, кровожадно подумал Мышкин, и что-то внутри него восстало против ясновидящей. Но он пересилил себя – и так уже накосячил выше крыши.
Тем более, продолжал он мыслительный процесс, Элиза еще может ему здорово пригодиться. Если он действительно хочет вернуться в свое прежнее состояние – превратиться опять в законченного труса, паникера, неудачника, всеобщее посмешище – кто-то должен помочь ему советом. Вопрос-то в другом. Совсем в другом. Хочет ли он снова всем этим стать?
К тому моменту, когда над столицей зарозовела заря, Мышкин окончательно себя убедил – да, он хочет. Ему надоело быть искателем приключений. Черт, да он ведь целых два месяца ходил по лезвию бритвы, рискуя получить где-нибудь пулю за свою отвратительную наглость. Пусть больше ему не светят ни легкие деньги, вытряхиваемые из игральных автоматов, ни девочки с работы (и из прочих сомнительных мест), пусть он даже никогда больше не пнет ногой начальника… и никому уже не даст по роже, пусть. Зато жена будет довольна и счастлива. И перестанет плакать по ночам в подушку (она ведь в подушку плачет, правильно?). В конце концов, прежде, до того, КАК, она, во всяком случае, никогда не отказывала ему в карманных деньгах, если он, что случалось частенько, оказывался на мели. Кроме того, если он вновь станет самим собой – тогда, возможно, теща встанет со своего стула и уберется с кухни. Хотя бы ненадолго.
Мышкин решительно вылез из супружеской постели и потопал искать свою записную книжку…

…Когда Мышкин подошел к Борьке Исаеву, мирно курившему на улице возле входа, тот вздрогнул и на всякий случай отстранился на пару шагов. Странно обновленный за последнее время «Князь Подмышкин» вселял трепет в самые отважные и отмороженные сердца, и Исаев не был исключением. Но Федор, наоборот, встал к Исаеву вплотную, выдохнул ему в глаз сизый дым «Мальборо» и негромко произнес:
- Слышь, Исаев, дело есть. Хочу тещу свою заказать.
- Как – опять??? – поперхнулся Борька. Он уже запутался в этих заказчиках, потому что не далее как вчера его вызвал к себе шеф и попросил найти кого-нибудь, кому можно было бы заказать Мышкина. – Ты же ее уже заказывал, нет?
- Выжила, тварь, - отрезал Федор. – Ну так как? Бабло у меня есть.
- Ну ладно… - пробормотал Борька. – Надо – значит надо. С тобой свяжутся на днях. Я так понимаю, тебе очень серьезного мужика надо, профессионала. А то эта твоя теща – просто Терминатор какой-то. Говорят, - Исаев перешел на хриплый шепот, - того мужика, который заказ взял, на одно место укоротили. Это не тещенька ли его покоцала?
- Она, сто пудов, - без зазрения совести оклеветал жёнину мать Федор. – Зверюга, а не баба. В магазин с кухонным ножом ходит. Гы-ы-ы, - недобро ухмыльнулся он и ушел. А Исаев остался стоять, размышляя о том, что происходит у них в офисе и в частности с этим Князем Подмышкиным, который сам стал здорово смахивать на Терминатора.
Он не мог знать о том, что накануне Мышкин созвонился с экстрасенсом и ясновидящей госпожой Элизой и спросил ее:
- Слышь, Лиза, как тебя там… А че надо сделать, чтобы, короче, реально стать таким, как был раньше? А то меня эта крутизна уже достала, из-за нее я себе всю личную жизнь чуть не попортил.
Госпожа Элиза долго молчала в трубку.
- Чё, умерла там? – напомнил о себе Мышкин. Если раньше ясновидящая до некоторой степени сомневалась в том, что ее средство подействует, то теперь никаких сомнений уже не осталось: подействовало. Вон как базарит чувак – бандит, да и только.
- Ну, ладно, - решилась Элиза. – Хорошо. Это, в принципе, будет не сложно. Вы снова станете неудачником, трусом, у вас не будет беспорядочных половых связей и… и много другого тоже. Вы точно этого хотите?
- Да точно, блин.
- Хорошо. Тогда – записывайте. Вам придется…
- Опять мокруха, что ли? – недовольно перебил ее Федор.
- Да! Ваша жертва должна быть также из киллеров или вроде того. Отрежете ему…
- …ца? – Федор прицелился ручкой в блокнот.
- Нет! Хуже! …!
- …?!!! Ну, записал… И… что? Тоже съесть?
Нет???
Засунуть себе… куда?!
А это точно поможет???

©Олег Новгородов